Исторический журнал

Загадки Истории

 

домашняя страница

Содержание

Разделы:

Государства и страны

Люди и судьбы

Династии

Период

Сражения

Архитектура и культура

Народы и цивилизации

Города и области

 

 

 

 

 

 

 

Смена династий во Франции.

Капетинги вместо Каролингов

В 986 г. умер Лотарь III, а в следующем году и его сын Людовик V. Единственным отпрыском дома Каролингов остался Карл, которому Оттон II в 977 г. отдал в лен Нижнюю Лотарингию. Эта ленная зависимость от германского императора делала Карла ненавистным для западно-франкской знати, тем более что и женат он был на дочери простого служилого человека.

Когда умер Людовик V, ассамблея, на которой судили Адальберона (архиепископ Реймский и один из злейших врагов Каролингов), в то время пребывавшая в Компьене, отказалась переезжать в Реймс. Это было разумно, поскольку, таким образом, удалось избежать дезертирства и всевозможных беспорядков, которые могли произойти в пути. Людовик V скончался, Карл Лотарингский отсутствовал, оправдания перед судом архиепископа Реймского теперь стали не более чем формальностью. Гуго Капет был в тайном сговоре с архиепископом и, разумеется, взял, на правах «герцога франков», председательство на собрании в свои руки. Он потребовал у обвинителей, если только они присутствовали, изложить все жалобы на архиепископа Реймса, угрожая им, в случае лживых обвинений, страшной карой. Подобное начало не сулило ничего хорошего, никто не ответил на это риторическое приглашение. Таким образом, Адальберона без труда признали невиновным. Тогда герцог снова взял слово и произнес речь, в которой превознес заслуги и добродетели архиепископа, после чего предложил ему занять место во главе ассамблеи. Адальберон сразу же стал управлять ею по своему усмотрению. Основной вопрос, занимавший всех, был выбор короля. Архиепископ заранее решил выступить в пользу Гуго, но выдвигать его кандидатуру было глупо и бессмысленно, т. к. собрание оказалось слишком малочисленным. Адальберон ловко использовал этот довод в нужном для себя русле, он распустил ассамблею, чтобы затем, несколькими днями позднее, собраться в Санлисе в более многочисленном составе, во владениях герцога Франции.

По замыслу Гуго и Адальберона, знать и епископы должны были прибыть в Санлис без сложившегося мнения, с неопределенными настроениями, не зная к какой партии следует примкнуть; следовательно, оставалось только суметь прельстить их красноречивыми словами или выгодными предложениями. Более того, новую ассамблею назначили на самое ближайшее время, чтобы Карл не успел на ней появиться, а его сторонники не смогли договориться о совместных действиях. Всю эту аферу с блеском провернули Адальберон и его соратник Герберт. Что касается Гуго Капета, то его роль была более чем незначительной. Присущая герцогу осторожность, возможно, могла бы помешать ему осуществить этот дерзкий замысел. Но Адальберон и Герберт оказали на него давление и возвели на трон Франции.

Императорский двор с самого начала весьма благоволил к Капету. В последние годы Оттоны сильно пострадали от нападений Каролингов на Лотарингию. Карл всецело поддерживал планы своего брата Лотаря, чем вызывал сильные подозрения у императорского двора. Будучи уже герцогом Нижней Лотарингии, Карл, не скрывая, посягал на Верхнюю Лотарингию, и если бы он смог стать королем, то был бы чрезвычайно опасным противником для Оттонов. Гуго Капет, напротив, неоднократно проявлял дружеские чувства к императорской партии. Очевидно, империя могла только приветствовать его избрание королем. Вполне вероятно, что именно по наущению императриц Аделаиды и Феофано, Адальберон и Герберт поставили свои таланты на службу Гуго Капету. Известно, что на самом деле они и шагу не делали без советов и рекомендаций Германии.

Карл сразу же понял, что главной фигурой в этом деле является Адальберон. Он не сомневался, что архиепископ относится к нему неприязненно, и поспешил отправиться в Реймс, чтобы попытаться вернуть его расположение. Но, Адальберон к тому моменту уже принял решение, и мольбы Карла ничего не могли ничего изменить.

В последние майские дни знатные сеньоры и епископы, как было условленно, собрались в Санлисе. Ассамблея заранее была настроена в пользу герцога Франции. Можно даже сказать, что она состояла сплошь из его сторонников.

Отметим, что в X веке король, чтобы стать законным государем, должен был отвечать трем условиям: происхождение, избрание, коронование. Значимость этих трех условий, возможно, была не совсем понятна даже современникам. Адальберон, не колеблясь, пожертвовал первым условием. Может ли это быть возвращением к старым германским выборным традициям? Никоим образом. Архиепископ почерпнул этот аргумент из своих более или менее точных познаний истории Римской Империи; это педантичный архаизм. На самом деле, принадлежность к роду Карла Великого являлась основным условием царствования, и Адальберон и Гуго прекрасно это сознавали. В начале своей речи архиепископ отметил, что если ассамблея собралась для обсуждения избрания короля, то лишь из-за того, что Людовик умер бездетным. И Гуго, в свою очередь, после коронации публично заявил жителям Реймса: «Если бы сын Лотаря, благословенной памяти Людовик, скончавшись, оставил после себя потомка, то он смог бы ему наследовать». Герцог Франции весьма ловко оправдал узурпацию им королевской власти, отметив, что Карл не был наследником Людовика V по прямой линии, приходясь ему дядей. Но это было слабым оправданием: раз уж Капет признал передачу прав по наследству, то под каким предлогом ему удалось отстранить от престола герцога Нижней Лотарингии? Ведь это было тем более недопустимо, что Карл с давних пор по праву уже был королем. В свое время Лотарь, отказавшись разделить королевскую власть со своим братом, по понятиям той эпохи, совершил несправедливый и незаконный поступок. Людовик IV оставил после себя двух сыновей, и управлять государством должны были оба. Карл апеллировал к этому во время беседы в Реймсе с Адальбероном. Но архиепископ упорно не хотел обращать внимания на доводы, мешавшие притязаниям герцога Франции на престол. Для того чтобы судить о законности коронования Гуго Капета, необходимо рассматривать королевскую власть не с современной точки зрения, а с позиций X века. Однако, в то время, коронование неизбежно следовало за избранием, само же избрание было только формальностью. Самым важным условием было происхождение. Не существовало права первородства: все законные сыновья короля являлись королями по праву. Единственным королем оставался Карл, поскольку он был сыном Людовика IV. То, что из-за благоразумия или скупости его брат (можно считать как угодно) не допускал его к власти, не лишало Карла его прав; он не был коронованным королем, но оставался королем от рождения. Нисколько не сомневаясь, можно заявить, что по представлениям того времени избрание Гуго Капета было незаконным. Многие из французских историков снисходительно смотрят на этот факт, оценивая случившееся как протест национального патриотизма против Карла, который, будучи герцогом Нижней Лотарингии, являлся вассалом империи. Такое мнение достойно уважения, но оно ошибочно. Те, кто усматривает в X веке наличие французского или германского патриотизма, по нашему мнению, глубоко заблуждаются. Чувство, которое мы испытываем сегодня, едва начинало зарождаться во Франции лишь с конца XIV столетия. Прежде патриотизм благополучно существовал, но только региональный. Единственное, что связывало фламандца и аквитанца, — клятва верности, принесенная одному и тому же сеньору, королю. Поэтому патриотизм в X веке можно называть региональным или даже королевским (да простят нам подобное выражение). А что касается национального, в этом мы сильно сомневаемся. Однако нужно признать, что Адальберон в надлежащем свете представил тот факт, что Карл сам себя принизил, став вассалом иноземного государя. Здесь проявился поистине необыкновенный цинизм Реймского архиепископа. Это обвинение звучит ошеломляюще от человека, всецело преданного империи, и который, не переставая, оповещал об этом в письмах, адресованных императрицам Аделаиде и Феофано, написанных Гербертом, человеком не менее преданным империи, чем он сам. Не исключено, что, произнося эту речь, он выполнял инструкции, полученные из Германии. А «великий герцог», кандидат архиепископа! Разве не ездил он в 981 г. в Рим к Оттону II? И только благодаря находчивости епископа Орлеанского не оказался на людях в унизительном положении. В последние годы он, не переставая, содействовал империи в ущерб интересам Лотаря и Людовика V. В дальнейшем герцог не раз будет писать письма императрице Аделаиде в заискивающем тоне и, вероятно, спрашивать у нее предписаний. В действительности, из двоих — Карла и Гуго — настоящим вассалом империи был не тот, кого в этом обвинял Адальберон. К тому же вызывает сомнение действительная значимость данного довода на ассамблее. Среди членов собрания находились такие люди, как Эд Шартрский и Асцелин, епископ Лана. Именно они спустя несколько лет, не испытывая никаких угрызений совести, попытаются передать королевство Оттону III. Поэтому слова о патриотизме людей той эпохи вызывают весьма скептичное отношение. Думается, что ассамблея относилась довольно равнодушно к тому, что Карл являлся герцогом Нижней Лотарингии. Гораздо серьезнее было третье обвинение архиепископа. По всей вероятности оно не могло не произвести впечатления на благородных и гордых сеньоров. Карл вступил в неравный брак, взяв в жены Аделаиду, дочь неизвестного рыцаря, подвассала герцога Франции. А представления того времени были более аристократические, чем можно подумать. Разве король Карл III не потерял свою корону из-за того, что благоволил к некоему Гаганону, родом из мелкой знати. Разумеется, герцог Нормандии или герцог Аквитании, например, с трудом бы смирились, что трон занят королевой темного происхождения. Понятно, что своим браком Карл не только не приобрел ни влияния, ни богатства, а скорее, наоборот, сильно себе повредил. Его личные средства были незначительны, друзья малочисленны, и, наконец, он постоянно отсутствовал во Франции. Таковы были истинные мотивы, по которым Карлу предпочли Гуго Капета.

На собрании присутствовали непосредственные вассалы Гуго: графы Шартрский и Анжуйский, его шурин герцог Ричард Нормандский, его брат Генрих, герцог Бургундский; наконец, герцог Аквитанский (на сестре которого, Аделаиде, был женат Гуго), скорее всего, поддержал Капета. Влияние этих знатных сеньоров, авторитет архиепископа Реймса легко подавили несколько голосов, которые могли бы прозвучать в пользу законного короля. Ассамблея переместилась в Нуайон, где 1 июня 987 г., в среду, Гуго Капета провозгласили королем. А 3 июля, в воскресенье, в Реймсе он был коронован архиепископом Адальбероном.

Гуго Капету пришлось заплатить за услуги Адальберона, отказавшись от владения Лотарингией, заключив окончательный мир с империей.

С самого начала правления Гуго Капет столкнулся с оппозицией. Среди духовных лиц его наиболее выдающимся противником являлся архиепископ Санса, Сегуин. Он не присутствовал ни на избрании, ни на коронации Гуго и воздержался от принесения ему клятвы. Герберт, ставший секретарем при короле благодаря роли, которую сыграл в его избрании, написал Сегуину от имени Гуго послание, потребовал от него приехать под страхом навлечь на себя приговор папы, викарных епископов и королевский гнев, принести клятву верности 1 ноября 987 г. и исполнить свои обязанности королевского советника.

Альберт, граф Вермандуа, открыто взбунтовался. Но Гуго собрал свою армию и пригрозил ему войной. Испуганный Альберт, опасаясь разорения своих доменов, отправил одного монаха из Сен-Квентина, историка Дудона, послом к Ричарду I, герцогу Нормандскому, которого он молил вступиться за него перед королем. Ричард уступил этой просьбе и уговорил Гуго Капета отступиться и потребовать от графа Вермандуа только заложников. Тогда, по-видимому, Гуго Капет мог наслаждаться мирным царствованием. Карл, скрывшись в Лотарингии, не подавал больше признаков жизни. Покорившись судьбе, он проявил себя неспособным к быстрым действиям против Капета. Новый король был сильно озабочен будущим своей династии, поэтому, по примеру Каролингов и германских королей, решил короновать при своей жизни сына и прославить свое царствование, отправившись помочь Борелю в борьбе с сарацинами. Второй проект дал ему предлог и средство для осуществления первого. Но, как ни странно на первый взгляд, Адальберон неодобрительно отнесся к идее короновать Роберта.

Тем не менее, после личного разговора с Гуго Капетом он дал свое согласие на коронование. Знать прибыла в Орлеан, и в день Рождества Господня «Гуго торжественно короновал в кафедральном соборе св. Креста своего сына Роберта под одобрительные крики франков, облачил его в пурпур и поставил королем над западными франками от реки Мааса до океана». Роберту тогда было пятнадцать лет.

Гуго женил своего сына на вдове Арнульфа II графа Фландрского Розалии-Сюзанне. Сам Арнульф, умер в самые первые дни 988 г. Возможно, что он не был сторонником коронации Гуго Капета. Но если вражда с Фландрией в действительности имела место, то вскоре она была прекращена женитьбой Роберта.

Однако, Карл Лотарингский отнюдь не собирался оставлять Капетингов безмятежно пользоваться присвоенной властью. В Нижней Лотарингии сформировалась партия, состоявшая из родственников, друзей и вассалов Карла.

Получив их поддержку, Карл задумал отчаянный план: захватить столицу королевства, Лан. Для того чтобы быть взятым штурмом, город был слишком хорошо укреплен. Для начала Карл заслал туда шпионов, чтобы они постарались найти какой-нибудь тайный ход. Обнаружить ничего не удалось, но зато на сторону Карла были привлечены некоторые недовольные налоговым гнетом епископа Асцелина горожане, среди которых находился и родной племянник Карла, Арнульф, внебрачный сын Лотаря и клирик реймской церкви. Они пообещали сдать город герцогу Нижней Лотарингии, а взамен тот должен отменить налоги, несправедливо сбираемые епископом, и вознаградить их.

Карл отправился во главе своего войска обходными путями, через гору, и подступил к воротам города. Часовые, услышав фырканье лошадей и лязг оружия, поняли, что кто-то приехал, крикнули со стен: кто это, пообещав начать метать камни. Предатели ответили, что это жители города, и обманутые ответом стражники открыли ворота и в ночи пустили войско внутрь. Враги захватили городские ворота и поставили охрану, чтобы никто не сбежал, затем заполонили город. Захватчики трубили в трубы, громко кричали, бряцали оружием, так что испуганные, не понимающие, что происходит, горожане выскакивали из своих домов, спасаясь бегством. Одни прятались в тайных уголках церквей, другие запирались там, где можно было укрыться, наконец, третьи, чтобы спастись, прыгали прямо со стен. Вместе с ними попытался бежать и епископ, и, когда он спускался с горы, в винограднике его заметили дозорные. Он был препровожден к Карлу и брошен в темницу. Карл также захватил королеву Эмму (вдову Лотаря), из-за которой, как он полагал, брат отверг его, и приставил к ней стражу. Также он почти полностью захватил городскую знать. Когда город успокоился и в нем восстановился порядок, Карл начал заниматься укреплением позиций, обеспечением армии пропитанием и приводить все в этом отношении в порядок.

Карл действовал не только как искусный воин, но и как мудрый политик; он хотел заручиться поддержкой Герберта, самого влиятельного советника Гуго Капета после Адальберона, и для этого он пригласил его на переговоры. Герберт принял приглашение, что не удивительно, поскольку он предпочитал иметь хорошие отношения с каждой партией. Но волнения в стране помешали ему отправиться к Карлу. Войска герцога Лотарингского находились повсюду и нагоняли на всех сильный страх. Герберт высказал Карлу свои опасения и просил у него проводников, если тот все еще хочет с ним побеседовать, а также порекомендовал ему с почтением обходиться с королевой Эммой и епископом Асцелином и не дать себя блокировать в Лане.

С начала года короли Гуго и Роберт находились в Компьене. Они провели там большую ассамблею, где присутствовали архиепископ Реймса, Асцелин, Сегуин, архиепископ Санса, который подчинился грозным требованиям Гуго, Даимберт, архиепископ Буржа, Готье, граф Амьенский, и трое его сыновей, Готье, Годфрид и Рауль. На этом заседании они подтвердили привилегии аббатства Корби, затем, 4 июня, привилегии Сен-Коломб де Сане. Именно тогда короли узнали о взятии Лана и были сильно огорчены. Лан являлся столицей королевства. Его падение наносило чувствительный удар по их влиянию и авторитету. Однако, они не торопились, как у них было заведено во всех делах, ничего предпринимать, спокойно все обсудили, скрывая испытываемую ими печаль». Для начала был созван церковный собор, на котором Карл и Арнульф были отлучены от церкви, но этот приговор не принес никакого результата. Затем, после долгой подготовки Гуго и Роберт встали во главе шеститысячной конницы (для того времени это была внушительная армия), с которой они, в середине или конце июня 988 г., осадили Лан.

Прошло около двух месяцев бодрствования, боевой готовности, частых стычек с осажденными. За это время, между Феофано, Карлом и Гуго Капетом завязалась активная переписка. Феофано, считая герцога Нижней Лотарингии своим вассалом, приказала ему в письме освободить королеву Эмму и епископа Лана. Более того, она выступила посредницей между ним и Гуго Капетом, обратившись к последнему с просьбой принять заложников от Карла и снять осаду с города. Гуго Капет проявил чрезмерное послушание иноземной государыне, согласившись на все условия. Сопротивление исходило от Карла. Он высокомерно отослал посланников Феофано и категорически отказался освободить Эмму и принять вместо Асцелина заложников. Отчаявшаяся Эмма, не переставая, молила императрицу о помощи, жалуясь на дурное обращение ее шурина. Со своей стороны Гуго, поскольку из-за осады не мог лично отправиться к Феофано, предложил ей встретиться в Стене, 22 августа, со своей женой, королевой Аделаидой. Он обещал, что все, о чем договорятся две королевы, будет соблюдаться вечно им и Оттоном III. Полностью прервав переговоры с Гуго и Феофано, Карл не отказался от использования дипломатических средств. Герцог Лотарингский попытался привлечь на свою сторону самого опасного своего противника, архиепископа Реймса, который участвовал в осаде Лана со своими вассалами. Он писал ему полные почтения, но не без хитрости, письма, называя его своим отцом, напоминая ему о беседе, которая состоялась у них в прошлом году в Реймсе, и об услуге, которую он ему оказал, вырвав его из рук врагов; наконец, он просил у него совета и дружбы. Но Адальберон оказался непреклонным и неподкупным. Карл сильно ошибался, полагая, что может воздействовать на Адальберона так же, как на Герберта.

Возвращаясь к осаде Лана, нужно сказать, что она была предпринята в очень плохих условиях. После дождливой весны с паводками пришло настолько жаркое и засушливое лето (988 г.), что урожай погиб. Армия осаждающих сильно страдала от таких погодных условий. Не перенеся тягот осады, Герберт подхватил горячку. Осажденные решили воспользоваться плачевным состоянием королевской армии, чтобы нанести дерзкий удар. В середине августа горожане Лана, поддержанные всадниками, совершили вылазку. Они захватили отяжелевших от вина и сна осаждающих врасплох и сожгли лагерь. Королевская армия претерпела серьезное поражение: машины, продовольствие, поклажа — все погибло в огне. Гуго Капет, обеспокоенный взволнованными криками, сигналами рожков, треском огня и дымом пожара, обратился в бегство.

Повторная осада Лана началась 18 или 23 октября. На этот раз Гуго и Роберт собрали войско в восемь тысяч человек. Но, как и в прошлый раз, все это было бесполезно. Карл использовал два месяца передышки на укрепление стен, увеличение и надстройку башни и сумел оказать ожесточенное сопротивление. Наступала осень, дни становились короче, бессонные ночи утомили армию, королевскому войску снова пришлось отступить.

Карл, ободренный повторным отступлением Гуго, вышел из Лана, появляясь во всех уголках области. Он захватил Монтегю, приблизился к Суассону, опустошая все на своем пути, угрожал Реймсу и после, вернувшись, заперся с огромной добычей в Лане.

Тем временем, здоровье Адальберона ухудшилось: у него началась горячка. Он тотчас осознал тяжесть своего состояния и вероятный смертельный исход; и, до того как им овладела горячка, успел отправить гонцов к Гуго Капету в Париж, чтобы просить его приехать как можно скорее, поскольку боялся, что Карл воспользуется его болезнью и надвигавшейся кончиной, чтобы захватить Реймс.

Как только Гуго Капет получил послание от архиепископа, он сразу же покинул Париж, взяв с собой только оказавшихся тогда с ним рядом, но ехал он слишком медленно. В день его прибытия в Реймс, 23 января 989 г., Адальберон скончался.

Теперь следует охарактеризовать Адальберона, этого удивительного человека, который и под конец своей жизни оставался самой значительной личностью во Франции, а быть может, и даже в Западной Европе. Он занимал самое высокое положение в свое время не только из-за реформирования им церкви, но зачастую из-за своего склада ума политика, своей твердости, смелости, неизменной преданности Оттонам. Его ученик и друг Герберт был более талантлив, но он не обладал такой энергией и в своих политических пристрастиях был совершенно непостоянен. Адальберон причинил огромное зло Франции. Он помешал объединению Лотарингии с Францией, что дорого стоило многим последующим поколениям французов.

Принимая из рук Лотаря Реймское архиепископство, он становился его вассалом за необъятные владения этой епархии. Он должен был испытывать признательность и абсолютную верность королю. Его не должно было беспокоить, честно или нет, атаковал Лотарь Оттона в 978 г., имелись ли у него основания захватить в 985 г. Лотарингию; это никоим образом его не касалось. Он должен был повиноваться своему сеньору, как сам обещал. Конечно, он снабдил его войсками для осады Вердена, поскольку не мог поступить иначе, но зато старательно уничтожал тайком все его планы, постоянно шпионил за королями, предупреждая своих германских друзей об их замыслах. Каждое письмо Адельберона было предательским, но еще раз повторим, предательским по отношению к своему сеньору, а не к своей стране, предательским не в пользу германии, а в пользу Римской империи, которой правила династия, покровительствовавшая Церкви. Действительно, в конце X века, епископы и некоторые просвещенные церковники, обладающие некоторой политической мыслью, видели в господстве Оттонов не Германскую империю, а настоящее продолжение Римской христианской империи, основанной Константином. Совершенно неважно, что император был саксонцем. Происхождение никогда не влияло на выбор императоров. Не задевая никого, хозяином римского мира мог стать испанец, иллириец, араб, даже в дни наивысшего расцвета Римской империи. Центр императорской власти мог и должен был перемещаться в зависимости от обстоятельств. Из Италии он в одно мгновение перекочевал в Галлию, затем в Византию. Когда христианство и Карл Великий романизировали Германию, было вполне разумно, чтобы центр империи перекочевал в эти земли, чтобы легче было бороться со славянскими и венгерскими язычниками. Но ошибка сторонников Римской империи заключалась вовсе не в том, что ее центр должен был находиться в Германии, а ее государь — быть по происхождению саксонцем, но в стремлении совместить воду и огонь, Римскую империю и феодализм, что было невозможным. Данное заблуждение объяснялось неспособностью средневековья, даже в описываемое время, понять исторический процесс и прежние институты. Адальберон, Герберт и их последователь Оттон III даже не подозревали, насколько серьезные изменения претерпели за три или четыре столетия институт собственности и взаимоотношения людей. Они полагали, что как только кто-то примет титул императора, империя станет такой, какой она была всегда. Нередко приходится наблюдать, как даже выдающиеся люди заблуждаются насчет своего собственного времени.
Также нужно отметить, что Церковь, подвергнувшаяся всестороннему давлению феодализма, связала свое будущее с империей, в которой она видела свою единственную надежду на спасение. Этот замысел удалось осуществить при Оттоне III, Генрихе II, Конраде II. Но гибельные последствия проявились незамедлительно. Перечисленные императоры, которым Церковь хотела подчинять всех вокруг, сами потребовали ее подчинения. С XI века Церковь, точнее папство, поняла, что она полностью находится в руках государя, и теперь ее спасение кроется в избавлении от императорской опеки. Тогда началась борьба за инвеституру, которая в различных формах велась, не прекращаясь, во всех странах в течение всего средневековья вплоть до нашего времени. И в наши дни борьба между Церковью и государством является наследием принципов власти Римской империи. Благодаря этим размышлениям, можно попытаться понять чувства Адальберона и выработать справедливую и непредвзятую точку зрения на его поведение. Теперь объяснимо, почему Адальберон, очарованный идеей христианской Римской империи, в которой Оттон III должен был стать новоявленным Константином, не считал себя строго связанным принесенной Лотарю клятвой. Также понятно, почему он с таким рвением добивался падения последних Каролингов. Династия Каролингов спасла папство от византийцев и лангобардов, осыпала Церковь своими милостями, сделала главенствующей силой своей политики; но когда Каролинги утратили свое могущество и стали сопротивляться империи, то стали ненужными и опасными для папства.

Это объясняет, почему духовенство Галлии, по большей части, безразлично отнеслось к падению династии, основанной Пипином, и незамедлительно перешло на сторону более сильных Робертинов. Адальберон осознавал угрозу его жизни и чести, которая исходила от Карла Лотарингского, и понимал, что нельзя полагаться на обещания и лесть герцога. На тот момент присоединить к империи королевство франков было затруднительно. Единственное средство, которое могло бы спасти архиепископу жизнь и дать возможность осуществить свои планы, было возвести на трон одного из князей, который мог бы гарантировать свою преданность Церкви и при этом не обладал бы ни великим умом, ни благородным характером. Гуго Капет прекрасно соответствовал этим качествам. Адальберон рассчитывал манипулировать им и сделал его королем. Новая династия долго не забывала, что своей властью она обязана Церкви. Однако на троне Гуго оказался не настолько послушным, как надеялся архиепископ. Он хотел обеспечить будущее своей династии, короновав спустя несколько месяцев после своей собственной коронации своего сына. Адальберон испытал сильное разочарование. Он не планировал основывать новую династию. В приходе Гуго к власти архиепископ видел подходящий, но временный выход из положения. Возможно, он собирался заново обыграть свою теорию выборов, чтобы устранить Роберта в пользу Оттона III. Его нежелание сделать Роберта королем-соправителем было очевидно. Однако архиепископу пришлось уступить.

После Гинкмара реймское архиепископство стало важнейшим в Западной Франции не только с религиозной точки зрения, но, в особенности, с точки зрения политической. Отсюда понятны появившиеся интриги вокруг поисков преемника Адальберона. После похорон архиепископа Гуго Капет, покидая Реймс, потребовал от жителей принести ему клятву верности и обещание защищать город от нападений Карла. А взамен он предоставил горожанам возможность самим выбрать себе «сеньора». Несмотря на столь важное обстоятельство, думается, что эта свобода выбора была обманчива, и последнее слово все равно всегда оставалось за королем.

С самого начала казалось, что у Герберта Орильякского есть все шансы получить эту должность. Он утверждал (что весьма вероятно), будто Адальберон с одобрения всего духовенства, епископов области Реймса и некоторых рыцарей перед смертью назначил его своим преемником. Но Герберт сам погубил себя, пытаясь играть в двойную игру. Перед тем как вступить на путь, который должен был навсегда оставить его во Франции, ему хотелось убедиться, нельзя ли достигнуть в империи равноценного положения.

Совсем неожиданно для всех возник другой кандидат на место архиепископа. Арнульф, внебрачный сын Лотаря, который сдал Лан своему дяде Карлу, жаждал заполучить великолепное реймское архиепископство. Людям того времени было присуще, оказавшись во власти какого-нибудь желания, не останавливаться ни перед чем ради его удовлетворения. Арнульф, нисколько не колеблясь, предал Карла. Он одновременно проводил переговоры и с жителями Реймса, и с Гуго Капетом. Одним он предложил полное отпущение грехов и свою благосклонность, если те выберут его архиепископом; королю же он пообещал оставить Карла, принести ему клятву верности и полностью перейти на его сторону. Арнульф дошел даже до того, что обязался в кратчайшие сроки передать Гуго город Лан. Возле короля он нашел себе двух сторонников, которые могли бы его поддержать, известных всем Асцелина епископа Лана и Брюнона, епископа Лангра.

Гуго был прельщен предложениями Арнульфа, видя в этом превосходное средство разъединить Каролингов. Он надеялся, что с помощью предательства вернет себе Лан: после двух поражений под стенами этого города Гуго уже потерял надежду захватить его силой. Герберта же Гуго опасался, зная по опыту, что тот находится в слишком близких отношениях с империей.

Король решил вернуться в Реймс и все же заставить eго жителей подчиниться своей воле, но так, чтобы казалось, будто он полностью учитывает их мнение. Итак, Гуго собрал духовенство и знатных горожан, изложил им предложения Арнульфа, не скрывая, что находит их весьма полезными, и сделал вид, что оставляет за ними право окончательного принятия решения.

Король был настроен к Арнульфу явно благосклонно, и ему заранее гарантировалась поддержка большинства духовенства и, в особенности, среди мирян. Арнульфа провозгласили достойным епископства. Затем собрание переместилось в церковь монастыря Сен-Реми, располагавшегося тогда в миле от Реймса, где и произошло посвящение в архиепископы. Наконец, Арнульф был рукоположен в сан и облачен в епископские одеяния (конец февраля — начало марта 989 г.). Казалось бы, что очевидная неудача сломит Герберта и он тут же покинет город, ставший свидетелем его унижения. Но ничего подобного не произошло. Это был удивительно ловкий человек. При Арнульфе он продолжал исполнять те же обязанности учителя богословия и секретаря, которыми занимался и при Адальбероне. Он занимался составлением акта избрания Арнульфа от имени епископов реймской области. Герберт сумел даже завоевать расположение молодого архиепископа и очень скоро полностью его подчинить своему влиянию. От имени Арнульфа он хотел управлять реймской областью и вести политику, которой придерживался его друг Адальберон. Герберт оказался настолько ловок, что сумел втянуть сына Лотаря в партию империи.

Едва обосновавшись на епископском месте, Арнульф обнаружил еще одну претензию — добиться паллия. Очевидно, подстрекаемый Гербертом, Арнульф решился отправиться в Рим для встречи с императрицей Феофано, которая находилась там с 25 декабря 988 года, и, благодаря своему всемогущему покровительству, приобрела расположение папы Иоанна XV. Как только Гуго Капета осведомили об этой поездке, он немедленно начал чинить препятствия. Испуганный тем, что новый архиепископ столь быстро сближается с империей, он вовсе запретил ему покидать королевство. Тогда Арнульф с помощью Герберта написал одной знатной особе императорского двора послание, в котором просил ее поступить по-дружески, добиться паллия от папы и сохранить расположение императрицы Феофано. Сын Лотаря решил пренебречь запретом Гуго и дерзнул написать: «С Божьей помощью, мы будем в распоряжении Феофано к Пасхе (31 марта), и тогда никто не сможет помешать нам представить ей и ее сыну заверения в нашей верности и нашей преданности». Вероятно, он отправился на свидание с Феофано, т. к., спустя немного времени, получил паллий, предмет своих желаний. Когда Арнульф удовлетворил свои амбиции и ему нечего было больше желать, его родственные чувства к семье мало-помалу взяли верх

В конце концов, Арнульф в августе 989 г. решился воплотить мечту в реальность. Единственное, что он мог сделать, дабы усилить могущество своего дяди, — это сдать ему Реймс и его епархию. Но, с другой стороны, Арнульф не хотел выглядеть столь явным нарушителем клятвы, которую он дал Гуго меньше шести месяцев назад. Чрезвычайно сложно было для него примирить эти два чувства. Посоветовавшись со своим дядей Карлом, Арнульф придумал пригласить под предлогом одного важного дела знатных сеньоров провинции к себе в Реймс. Когда они все соберутся, Карл должен был прибыть ночью под стены города; надежный человек откроет ему ворота, после этого люди Карла захватят сеньоров вместе с архиепископом и бросят в темницу. Таким образом, Карл получит не только город, но и всю епархию или графство Реймса, сеньоры которого окажутся у него в руках.

Этот план удалось с успехом осуществить. Карлу открыли городские ворота, и его войска под предводительством Роже и Манассии рассеялись по городу, учинив страшную расправу и необузданный грабеж. Сам же собор был осквернен и разорен.
Карл повсюду искал и не мог найти своего племянника. Арнульф же, делая вид, что сильно напуган смятением, вызванным захватчиками, вместе с графами укрылся в башне городской цитадели. Но когда Карл взял башню в кольцо, безоружные осажденные, не имея продовольственных припасов, вынуждены были сдаться. Их переправили в Лан, где они находились под усиленной охраной.

Карл же и Арнульф упорно продолжали разыгрывать свою комедию. Они притворялись, будто ненавидят друг друга, обвиняли друг друга во взаимных обидах. Архиепископ даже предал анафеме захватчиков владений реймской церкви. Но его угрозы касались только мирских владений, он умолчал о предательском поведении духовенства и народа, то, что вызвало справедливое негодование Готье, епископа Амьена. Арнульф даже имел наглость приказать галльским епископам вслед за ним провозгласить отлучение.

Гуго и Роберт поспешили созвать в Санлисе церковный собор, на котором присутствовали епископы реймской провинции. Однако уже пошел слух, что истинным автором предательства является сам архиепископ. Более того, Арнульф передал некоторые фьефы рыцарей Реймской церкви друзьям своего дяди и заставил духовенство и жителей Реймса принести себе и Карлу клятву верности.
Его предательство стало очевидным. Гуго потребовал от Арнульфа предстать перед церковным собором в Санлисе, обещая освободить его, если он действительно в плену: если же он свободен, его поведение назвали предательским. Арнульф же делал вид, что ничего не знает и не слышит. Повторное королевское предупреждение также не имело большего успеха, таким образом, прошли недели и месяцы, полные неопределенности, вплоть до следующего года.

А чем в это время занимался Герберт? Попав из-за предательства Арнульфа в плен, он испытал на себе ярость Карла и своих врагов, которые отлично помнили о важной роли, сыгранной им во время прихода Капетингов к власти. У него отобрали все, но на свободу вскоре отпустили. Сначала Герберт помышлял покинуть Реймс, но вдруг резко изменил свою точку зрения, неожиданно став ревностным сторонником Карла, и назвал Гуго и Роберта узурпаторами. Эта внезапная перемена — самое загадочное место в биографии Герберта. Все осуждают эту перемену, но нет никого, кто бы смог ее объяснить. Герберт, как уже говорилось, был человеком амбициозным, что позволяло ему, принимая во внимание его способности и преданность, защищать принятую им сторону. До сих пор, однако, его полная самоотверженность обрекала его лишь на опасности и треволнения. Переполняемый горечью от черной неблагодарности, проявленной Гуго Капетом и Феофано, он чувствовал себя состарившимся и, без сомнения, задавался тревожным вопросом: что же с ним будет дальше, если не приходится рассчитывать на награду за долгую и верную службу.

У Карла были все шансы снискать симпатию Герберта, поскольку его активность резко контрастировала с инертностью Гуго Капета. Еще год назад Карл пытался склонить Герберта на свою сторону, и теперь, конечно же, не скупился на обещания. В конце концов, возможно, Герберт счел возможным возложить всю ответственность за свой поступок на своего архиепископа. Справедливы эти предположения или нет, но установлен факт, что Герберт незамедлительно приступил к полемике в пользу Карла.

Собор в Санлисе и король постановили тогда воззвать к папе римскому и добиться приговора и смещения Арнульфа, но этот шаг был досадным промахом. Гуго и его сын Роберт раскаивались в этом весь остаток своего царствования. Посланцы с письмами от епископов и короля, отправились в Рим в конце июля 990 г.

Сначала Иоанн XV весьма благосклонно встретил посланников. Но на другой день его настроения поменялись. Карл и его сторонники были уведомлены об отправке посланников. Его друг и родственник, граф Герберт Юный, задумал провалить их миссию. Он отправил за ними своих гонцов, которые тотчас отправились в Рим, прибегнув к красноречивым доводам. Они поднесли папе богатые дары, среди которых была великолепная белая лошадь. Поэтому несчастные посланцы Гуго в течение трех дней находились в томительном ожидании у ворот папского дворца и не могли добиться новой аудиенции с Иоанном XV. Когда они узнали причину немилости, то поняли всю бессмысленность их дальнейшего пребывания в Риме и в печали поехали обратно во Францию.

Дело в том, что, на самом деле, Герберт довольно быстро раскаялся в своем предательстве. Измученный угрызениями совести, несомненно, напуганный проклятиями собора в Санлисе и отправкой посланников к папе, он чувствовал, что все глубже увязает в неблагоприятном для себя деле. Не во власти Карла было дать ему то, что он надеялся получить от империи или от короля Франции. Герберт собирался порвать с Карлом и Арнульфом, при этом не вызвав их подозрений и не понеся крупные убытки.

Карл, полагая, что Герберт отныне находится на его стороне, предоставил ему полную свободу действий. Таким образом, Герберт без помех мог встречаться с Брюноном и другими сторонниками Капета в замке Руси. Последний, в свою очередь, уговорил его вернуться его обратно в партию Капетингов. Герберт немедля отправился в Санлис, где жили короли Гуго и Роберт. Они простили его и вернули свое расположение. Герберт тогда написал своему спасителю Брюнону послание, приглашая его от королевского имени, не откладывая, приехать в Санлис «для спасения государства и освобождения всех благонамеренных людей». Герберт снова занял место секретаря Гуго Капета.

В начале осени вернулись посланники из Рима. Когда Гуго Капет узнал о печальных результатах их миссии, взбешенный, выведенный из себя, он, наконец, взялся за оружие в борьбе против своего соперника.

Собрав шеститысячную армию, Гуго Капет привел свои угрозы в исполнение. Он напал на области Лана, Вермандуа, Суассона и Реймса, которые Карл сделал своими владениями, и решил сломить своего противника голодом. С невероятной жестокостью он грабил, жег, опустошал эту несчастную область, не щадя хижины даже выжившей из ума старухи. Эта жажда разрушений улеглась, лишь, когда он получил известие, что Карл вышел из Лана, и двигается ему навстречу. Благодаря помощи, вероятно, предоставленной Карлу его сторонником, графом Гербертом, и его племянником Арнульфом, который привел рыцарей и войска реймского архиепископства, удалось собрать четыре тысячи человек. Армия Гуго превосходила численностью. Король, опасаясь также быть «стесненным слишком большим количеством народу и обремененным своими собственными силами», поделил войско на три части. Он собирался сражаться во главе первого корпуса, второй являлся резервным, третьему был поручен захват добычи и, конечно, охрана обозов. Это был превосходный боевой распорядок. Гуго обнаружил лучшие тактические способности, чем его потомки, Филипп VI и Иоанн II в битвах при Креси и Пуатье. Хотя, справедливости ради нужно отметить, что в мужестве он им сильно уступал. В самом деле, когда уже был подан сигнал к началу сражения и Карл, заняв оборонительные позиции и призвав Господа защитить его маленькое войско, приготовился к бою, Гуго вдруг остановился в нерешительности, а после, посоветовавшись со своими вассалами, принял решение отступить. У Карла не было, достаточно сил, чтобы преследовать соперника, но ему уже было достаточно того, что он сумел внушить такой страх противнику. Вернувшись, он вместе с Арнульфом заперся в Лане.

Совладав со своим смятением, на третий день Гуго отдает приказ осадить противника в Лане. Эд Шартрский, будучи расположенным к Карлу, придерживаясь нейтралитета, не принимал доселе участия в военных действиях. Но, узнав о замыслах короля, он увидел отличную возможность осуществить давно не дававший ему покоя план: ему безумно хотелось владеть замком Дре, который являлся частью королевских владений. Тогда граф прибыл к Гуго Капету, объяснил ему все трудности взятия Лана, обрисовал неприступное положение города, невозможность использовать при этой осаде военные машины, упадок и численную слабость его армии. Король, глубоко опечаленный откровенным разговором, все же попросил у него помощи и пообещал отблагодарить за услуги. Именно этого и ждал граф Шартрский. Он знал, чтобы одержать победу. Гуго нуждается в его войсках, и собирался заставить очень дорого заплатить за свою поддержку. Получилось, что графы Шартрские стали играть по отношению к первым Капетингам ту же роль, какую предки последних сыграли в судьбе династии Каролингов. Эд обещал помочь королю захватить Лан при условии, если тот уступит ему владение Дрё. Гуго, страстно мечтавший отомстить Карлу, согласился на это дерзкое условие, не получив впоследствии от него никакой пользы. Эд не торопился приступать к осаде Лана, его основной заботой было отправиться в Дрё, принять там присягу от своих новых вассалов и разместить в городе гарнизон. Когда, наконец, он собрался выполнить свои обязательства перед королем, оказалось уже слишком поздно. Представился более надежный способ овладеть Ланом.

Асцелин, епископ Лана, еще три года назад затаил глубокую обиду на дурное обращение с ним Карла. Замысел, который лелеял Карл, при содействии Герберта отобрать у него епископство и назначить ему заместителя, мог только подогреть злобу Асцелина. Давно вынашивая планы мести, он остановился на следующем, который показал насколько свойственны были этому человеку настойчивость и удивительная способность, даже для той эпохи, привычной к обману и предательству, притворяться и лицемерить. Он сделал вид, что хочет помириться с Карлом, чтобы добиться доступа в Лан. Если бы это предложение было адресовано непосредственно герцогу Лотарингскому, то шансов на успех было бы очень мало. Поэтому Асцелин, с коварством и чрезвычайной ловкостью, решил использовать для этой цели Арнульфа Реймского. Молодость, легкомыслие, неразумность Реймского архиепископа весьма устраивали ловкого интригана. Архиепископ благосклонно воспринял предложения Асцелина и легко согласился на встречу. Его сразу же пленили дружеское поведение Асцелина, который уверял, что они оба находятся в сходном положении: сам он потерял расположение Карла, а Арнульф благосклонность Гуго Капета. Какая была бы великолепная перспектива благополучия и власти для них обоих, если бы они могли одновременно опираться на двух князей! Если Арнульфу удастся убедить Карла вернуть Асцелину епископство, то он, со своей стороны, использует свое влияние, чтобы примирить архиепископа Реймса с королем. Арнульф легко попался в западню, дав обмануть себя более ловкому собрату. Конечно, Арнульф был искусный лицемер, но он не мог даже сравниться с Асцелином, с самым коварным человеком той эпохи. Арнульф, даровав поцелуй мира своему новоиспеченному другу, вернулся в Лан, где ему удалось уговорить своего дядю простить епископа. Асцелин же вернулся к Гуго и изложил ему свой план; «сеньоры поздравили его; и выразили надежду вернуть город назад». Тогда Гуго Капет отказался от своих военных действий и стал ждать, чтобы предательство не принесло ему то, чего он никогда бы не смог добиться своими силами и храбростью. Карл назначил Асцелину встречу и принял его с почетом. Епископ обнадежил его, что скоро тот одолеет своего противника, и они расстались, принеся друг другу клятву о союзничестве. Асцелин привез Арнульфа к королевскому двору. Гуго не погнушался принять участие в этой позорной комедии. Он обнял Арнульфа и отказался даже выслушать его извинения. Он сделал вид, будто верит, что Карл прибег к насилию по отношению к нему. Все то, что он просил у архиепископа, это побудить его дядю признать королевскую власть, при условии, что тот сохранит за собой все, что захватил. Арнульф, крайне удивленный таким приемом, пообещал очень многое (что входило в его привычку). Чтобы окончательно его ошеломить, Гуго щедро оказывал ему почести и всяческие знаки уважения. Например, во время трапезы король посадил Арнульфа по правую руку от себя, а Асцелина по левую руку от королевы. Простившись с Гуго, архиепископ вернулся в Лан к дяде в прекрасном настроении. «С тех пор он стремился примирить короля и Карла и заслужить их благосклонность». Герцог Лотарингский, больше не колеблясь, вернул Асцелина в Лан. Епископу был оказан пышный прием, его изгнанные слуги были вновь призваны и пользовались безмятежно своими владениями. Однако, из предосторожности, Карл потребовал от Асцелина клятвы верности против всех; не раздумывая епископ поклялся на святынях. Тогда ему удалось обеспечить себе всеобщее доверие и он мог наблюдать за тем, как укрепляется город, осведомляться о делах каждого, не вызывая при этом никаких подозрений. Когда он окончательно изучил привычки Карла и его приближенных, то решился на предательство.

Асцелин, следуя задуманному плану предательства, в то время пока Карл и Арнульф спали, убрал мечи и оружие от их изголовий и надежно спрятал. Затем он позвал прислужника, который не знал о его коварстве, и послал его как можно скорее найти одного из своих людей, пообещав ему тем временем охранять вход. Когда прислужник ушел, Асцелин встал посреди дверей, держа под одеждой свой меч. Вскоре впустил всех сообщников своего злодеяния.
Карл и Арнульф отдыхали, охваченные глубоким утренним сном. Проснувшись, они увидели столпившихся вокруг них врагов; они вскочили с постели, хватились своего оружия и, не найдя его, спросили, что означает это утреннее вторжение. Асцелин ответил: «Однажды вы отняли у меня этот город и заставили меня бежать из него. Теперь же вы захвачены нами, но вас ожидает худшая судьба, чем меня, поскольку я оставался свободным, тогда как вы оказались в чужой власти». — Карл воскликнул: «Разве тебя не останавливает страх перед Богом? Разве не было никаких клятв?» Сказав это, он бросился на врага. Вооруженные люди окружили рассвирепевшего герцога, отбросили его на кровать и удерживали там. Тоже было сделано и с Арнульфом. Они оставили их в той же башне, заперли ее на запоры и приставили стражников. Однако женские и детские крики, стоны и жалобы слуг поднялись к небу и разбудили горожан. Сторонники Карла сразу же бросились бежать: едва они успели скрыться, как Асцелин приказал окружить город с целью захватить всех тех, кого он считал своими врагами. Их искали, но не нашли. Таким образом, двухгодовалый сын Карла, носящий имя отца, был избавлен от плена. Асцелин немедля отправил послов в Санлис к королю, чтобы сообщить ему, что когда-то потерянный город ныне возвращен, что Карл вместе с женой и детьми находится в плену, Арнульф также находится среди врагов. Теперь же королю необходимо безотлагательно приехать, захватив с собой как можно больше людей, не терять времени на сбор войска, отправить гонцов к соседям, которым доверяет, и чтобы те следовали за ним; приехать королю нужно как можно быстрее, даже с небольшим сопровождением.
Король взял с собой столько народу, сколько смог найти, и незамедлительно отправился в Лан. По прибытии в город, где он был встречен с королевскими почестями, он осведомился о судьбе своих пленников, взятии города и пленении врагов. На следующий день, созвав горожан, он потребовал от них поклясться в верности. Ведь те, став пленниками Карла, перешли под его владычество. Они пообещали хранить верность и принесли присягу королю. Теперь, когда в городе воцарилось спокойствие, король вместе с пленниками вернулся в Санлис. Затем от призвал своих приближенных и просил у них совета, что делать дальше. Одни полагали, что следует взять вместо Карла, мужа достойного королевского рода, заложниками его сыновей и дочерей, самого же заставить поклясться в верности королю, чтобы он никогда не отстаивал свое право на королевство Францию и чтобы он составил завещание, по которому его сыновья лишаются возможности наследовать престол. После этого, считали они, нужно отпустить Карла. Другие же придерживались мнения, что не следует так быстро отпускать славного мужа столь древнего рода на свободу, но стоит удерживать его во власти короля до того момента, пока не объявятся его сторонники, поскольку, таким образом можно будет узнать их число или кто их предводитель, являются ли они противниками короля франков или же их не нужно принимать во внимание. Если они слабы и малочисленны, то следует оставить Карла в плену; если же их большое число и они могущественны, то следует уступить и отпустить его. Итак, король бросил в темницу Карла с женой, сыном Людовиком и двумя дочерьми, Гербергой и Аделаидой, а также племянником Арнульфом (30 марта 991 г). С этого момента участь последних Каролингов доподлинно неизвестна. Карл, видимо, был переведен вместе с женой, детьми и Арнульфом в Орлеанскую тюрьму, принадлежащую Капетингам. Сигиберт де Жамблу полагал, что Карл умер в 991 году, в тот же год, когда его предали, но, кажется, этот летописец, перепутал дату его смерти с датой его пленения. Вероятно, что в январе 992 года он был еще жив. В книге «Искусство датировки» его кончина попадает на 21 мая того же года, но дата года не базируется на сколько-нибудь достоверных фактах, и дата месяца неправильна; в самом деле. Эрнст, у которого находился список умерших в Льеже, сообщает нам, что его поминовение обозначено там 22 июня в следующих словах «X. kl. Julii commemoratio ducis» («Поминовение герцогу в десятых календах июля»). Вероятно, Карл умер в 995 г.
В 1666 г. один льежский антиквар нашел в склепе Сен-Серве в Маастрихте запечатанный саркофаг, на котором была высечена буквами XI века следующая надпись: «Граф Карл из именитого рода сыновей Людовика, брат Лотаря, короля Франков. Года Господня 1001». Папеброх сделал из этого вывод, что Карл, отказавшись от своих прав на французскую корону, удалился в Маастрихт и умер там в 1001 г. Это мнение стало общепринятым. Но в конце XVIII века каноник Эрнст обратил внимание, что эта надпись могла попросту обозначать, что тело Карла было перевезено в Маастрихт в 1001 г. Нужно прибавить, что мы отнюдь не уверены в подлинности этой эпитафии. Все, что мы можем ерзать, это то, что вполне вероятно, что Оттон, старший сын Карла и герцог Лотарингский, выпросил после смерти своего отца его останки и похоронил их в Маастрихте. Этот город находился по соседству с его владениями, и мы знаем, что у него были более или менее хорошие отношения с аббатом этой области, он сам умер в Маастрихте.
Оттон являлся старшим сыном Карла, весьма вероятно, что от первого брака; об этом можно догадаться по самому его имени, которое свидетельствует, что родился он до 985 г., поскольку, начиная с этого времени, его отец стал врагом саксонских императоров и соответственно не мог назвать их именем сына. Оттон оставался в Лотарингии, в то время как его отец оспаривал корону у Гуго Капета. Когда Карл умер, он наследовал ему в герцогстве Нижней Лотарингии. По-видимому, он был верным вассалом своего двоюродного брата, Оттона III. Он сопровождал его в последнем походе в Италию, и, когда император скончался на горе Соракт в январе 1002 г., он был среди тех, кто вез обратно в Германию тело Оттона III. Детей он после себя не оставил, а это объясняет, почему его герцогство перешло к другому роду.

В действительности, 30 марта 991 г. история последних Каролингов завершилась. Не создается впечатления, что современников слишком тревожила судьба последних потомков Каролингов. Несколько датировок, встречающихся в хартиях, не должны вводить нас в заблуждение. Верховную власть Гуго Капета признали очень быстро, даже в самых отдаленных областях королевства. Когда сопротивление Карла, благодаря предательству Асцелина, было сломлено, и Гуго установил порядок (ничем не отличавшийся от порядка ведения дел в государстве при его предшественниках Каролингах), никто больше о последних и не вспоминал. Начиная с первой трети XI столетия, потомки Каролингов стали так же безразличны людям той эпохи, как могли бы быть безразличны потомки Стюартов англичанам XIX века. Неужели участь Каролингов была предопределена, и им неизбежно в короткий срок было предназначено исчезнуть, тем самым, уступив место новой династии?
Мы никоим образом не разделяем эту историческую концепцию. Несомненно, было бы глупо отрицать существование неких неизбежно проявляющихся великих процессов. Таково происхождение феодализма. Он берет начало в конце Римской империи, незаметно формируется в правление Меровингов, продолжается при Карле Великом и, как огонь, таящий под слоем пепла, с непреодолимой силой вспыхивает в середине IX века. По той же схеме развивалась централизация и абсолютная монархия во всех европейских странах, начиная с XIV по XVIII вв. Наконец, разве не видят все, кто с радостью, а кто с сожалением, что с тех пор, вот уже двести лет мир движется к демократии? Вот единственные события, по поводу которых можно пускаться в общие рассуждения, которые окрестили «Философией истории». Но когда речь идет о борьбе столь сомнительной и незначительной для всеобщей истории в целом, как противостояние Каролингов и Робертинов, порочно осуждать первых во имя так называемой исторической и национальной необходимости. Династия Каролингов пала не от того, что они были слишком слабы, и не потому, что являлись представителями германского рода и духа.
Их личные ресурсы действительно были очень ограниченны, но не настолько, чтобы стоило принимать данный факт во внимание. Этот недостаток компенсировался знатным происхождением и личным влиянием Каролингов. К тому же, во второй половине X столетия престиж королевской власти был гораздо весомее, чем в предшествующее столетие. Например, ярый противник Лотаря, архиепископ Адальберон, который пользовался невероятным влиянием и имел серьезные связи, никогда не осмеливался открыто продемонстрировать свою неприязнь к королю. Он старательно ее скрывал и даже вынужден был предоставить Лотарю войска для осады своей же собственной семьи в Вердене. Людовик V был слабым и неспособным человеком, он даже согласился на опеку Гуго Капета. Однако стоило ему выразить свою волю, выступить против Адальберона, как герцог Франции тотчас, несмотря ни на что, повиновался. Но если бы герцог отказал в помощи королю, то Людовик получил бы ее от своих собственных вассалов. Или Карл Лотарингский, оказавшись без денег и почти без друзей, смог в течение трех лет победоносно оказывать сопротивление противнику. Ясно, что если бы ему вдруг удалось одолеть неприятеля, это бы случилось отнюдь не из-за его силового превосходства. Впрочем, как уже говорилось, Гуго Капет был куда менее опасным соперником, чем его отец Гуго Великий и сын Роберт.
Итак, что же на самом деле привело династию Каролингов к падению? Ни документы той эпохи, ни документы последующих столетий не дают никаких объяснений на поставленный вопрос. Известно лишь мнение, что роли короля лучше соответствовал могущественный герцог Франции, нежели Карл. Но это утверждение высказывалось сторонниками Гуго, и оно не может достоверно передать общественное мнение той эпохи. В революции 987 г. поражает, что она не была необходимостью и не отвечала ничьим желаниям, кроме тех, кому она была выгодна. Гуго Капет никогда не помышлял о ниспровержении уже коронованных Каролингов. Часто ссорившись с Лотарем, он открыто поднимал мятеж, пытался подчинить своему влиянию Людовика V, старался усилить свою власть, но ничем не обнаруживал планов захвата короны. Для того чтобы Гуго оказался на троне, потребовалась цепь из чрезвычайных совпадений: внезапная кончина Лотаря в полном расцвете сил, затем неожиданная смерть его наследника, вспыльчивого и неопытного отрока, который не успел оставить после себя потомство и его преемником оказался Карл, мужественный воин, но грубый и ограниченный человек, ставший спустя десять лет почти чужим в своей собственной стране. Понадобилось, однако, чтобы роковой случай выбрал Лотаря, в центре владычества которого оказались два самых жестоких врага его династии, Адальберон Реймский и Асцелин, и чтобы судьба выдернула из монастыря в глубине Аквитании молодого монаха, ставшего Гербертом Орильякским. По правде говоря, когда думаешь об этом, то удивляешься, что Капетинги заняли престол. Не случись любого из вышеперечисленных обстоятельств, и Гуго Капет никогда бы не был коронован. В самом деле, Гуго достиг королевской власти ни своей отвагой, ни своей ловкостью, ни благодаря воодушевленному движению общественности. Что касается его отваги, то она, исходя из того, что мы знаем, была довольно незначительной. Его ловкость, слишком превознесенную некоторыми учеными (например, М. Сепетом), еще нужно суметь проверить, поскольку вырисовывается лишь образ человека слабого, неуверенного, не осмеливающегося сделать ни одного шага, не посоветовавшись, осторожность которого перерастает в малодушие. Наконец, какие идеи и принципы мог представить Гуго Капет? Абсолютно никаких. Его сторонники сами не предполагали, что он может царствовать как-то иначе, нежели его предшественники. Не было Создано новой концепции королевства. Но тогда к чему все эти перемены? Все попросту сводилось к вопросу личностей и обстоятельств. Адельберону, как уже отмечалось, был нужен покровитель, который бы находился в хороших отношениях с Германией. Карл был беден и находился в удалении, Гуго же был богат и щедр на обещания, что и склонило сеньоров в пользу герцога. Такова жалкая правда причин выбора 1 июня 987 г. Но если обстоятельства в гораздо большей степени, чем слабость каролингской династии или мудрость Гуго, и привели к краху последних Каролингов, то нужно признать, что политика наследников Карла Великого в отношении к Германии сильно способствовала случившемуся несчастью. Их неприязнь к императорам стала для них роковой, лишив их драгоценной поддержки в борьбе с неповиновением герцогов Франции. Представим на секунду, что Лотарь, Людовик и Карл были бы друзьями империи; тогда бы ловкая дипломатия Адальберона и Герберта была бы всецело на их стороне, и положение Каролингов было бы неуязвимым. Конечно, попытки последних Каролингов вновь захватить Лотарингию стали основной причиной утраты ими короны. Но кто осмелится упрекнуть их за это? Потомкам Каролингов всегда было непривычно видеть колыбель их династии под владычеством саксонца. Несмотря на свою слабость, они никогда не смирялись с этим до конца. В этом заключалась их честь и беда одновременно. Однако основная причина падения Каролингов заключалась в загадочном и всесильном элементе в истории, — то, что одни называют Провидением, а другие, просто случайностью. Каролинги не были чрезвычайно могущественными, но они вполне могли бы еще долго царствовать. Падение их было неожиданностью, к которой никто не был готов, даже Робертины. Впрочем, если бы их владычество продолжилось, оно бы только продлило это состояние более или менее скрытой вражды, которая поделила королевство на две партии, королевскую партию и партию герцога франков, и рано или поздно парализовала бы оба лагеря. Поэтому приход к власти Капетингов, пусть и несколько бесславный, нельзя назвать несчастьем. Было необходимо, чтобы одна из партий исчезла. Стремительная и окончательная победа Гуго позволила избежать впоследствии кровавых распрей. Налицо реальный результат восшествия на престол новой династии, единственный, заслуживающий нашего внимания. Если рассматривать его с сочувствием, то не в силу необъяснимой и неоправданной симпатии к одной из двух династий (династический или расовый вопрос — грустное пристрастие), а только из-за того, что это уменьшило количество войн и меньше пролилось крови. Впрочем, по нашему мнению, этот результат в той же мере мог бы быть достигнут и с победой Каролингов. Требовалось, чтобы одна из двух партий была уничтожена, но, по правде говоря, мы не видим, чем исчезновение Каролингов было лучше исчезновения Робертинов.

Сайт создан в системе uCoz